ЗАПОВЕДИ ОПТИМИЗМА

Не всегда пуд соли, съеденной вместе, поможет раскрыть тайные лабиринты души другого человека. Даже если ты психатр и работал вместе с ним 12 лет. Пока не случится катастрофа. А когда катастрофа уже случилась, мы все ахаем и удивляемся – как же так! Мы ведь были рядом и всё видели. И могли бы предотвратить, только бы … если бы… хоть намекнул бы. Хотя сами знали, что и намекал человек, и кричал «SOS!». Мы все слушали, но не слышали, смотрели, но не видели. Могли, но не смогли … Как говорил Фрейд: «Мой мир, это островок боли в океане равнодушия». Мы не замечаем боль другого, погруженные в себя.

Я видел в какой-то телевизионной программе, как убегающие от льва газели останавливаются, щиплют травку, милуются и равнодушно смотрят, как лев раздирает одну из них на части. Где-то я прочитал, что моржи остаются совершенно безразличны, когда охотники забивают дубинками их собрата. Не так ли и мы, люди, закрываем двери и окна, когда убивают соседей?!

Один мой знакомый убежден, что из за всеобщего равнодушия всех ко всем происходят несчастья и совершаются преступления, которые, в свою очередь, мотивируют месть. А желание мести является самым сильным и неистощяемым источником энергии ненависти. Равнодушие одних рождает ненависть у других. К сожалению, я не понимал эту общеизвестную истину слишком долго, пока не столкнулся с трагедией.

Однажды из глубин моей памяти всплыли эпизоды из давно забытого времени резидентуры и первой работы в госпитале. Всплывали забытые лица и ситуации, которые теперь, да и тогда, не воспринимались как важные, влияющие на судьбу. Мы жили задачей выжить и пережить бесконечные дежурства и экзамены и, как дети в песочнице, играли рядом, но не друг с другом. И мы все думали тогда, что так и надо – быть погруженным в себя и быть равнодушным друг к другу. Кто-то из резидентов не выдерживал и уходил сам, кого-то исключали из программы.  Оставшиеся ещё больше погружались в себя.

Где-то среди этих полузабытых событий и лиц всплыл образ одного медбрата. Он запомнился тем, что был надёжным и безотказным человеком, бросавшимся помогать при по первой же просьбе. Ох, как это нам тогда было нужно – новичкам, иммигрантам, плохо знавшим инструменты и процедуры, обалдевших от бессонницы, бешенного ритма работы и огромного вала пациентов – бедных и бездомных, больных, порезанных и подстреленных!

Его помощь была бесценна. Никто не знал его близко, но все знали, что его зовут Джон  Джонс, что он поможет и подскажет и, самое главное для нас – все знали даты его дежурств. Его всегда ставили на дежурства в самое неудобное время, включая Рождество. У нас с ним часто совпадали ночные смены, и он мне очень помогал. Он был молчалив, и мы общались исключительно на профессиональные темы. Однажды он удивил меня вопросом, почему все русские писатели пишут только о войне, тюрьмах и преступлениях и попросил порекомендовать ему русского писателя или поэта, который пишет о добре, само собой, в английском переводе. Я сказал, что у нас есть детский поэт Маршак, у которого очень добрые стихи, и он сам переводил их  на английский. Иногда он мне показывал смешные и добрые портреты больных, которые он рисовал в редкие перерывы, и не очень добрые карикатуры на персонал. Иногда он что-то записывал в тетрадь. Мы думали, что мы его доброту хорошо знаем, но однажды увидели его лицо, перекошенное ненавистью и немигающий взгляд на агрессвного пациента.  Мы  подозревали, что он может быть другим что он «шпионит» за нами, и что мы «раскусили» его двуличность. Мы ждали его помощи и, почему-то, побаивались его молчаливости… Больше у нас особых разговоров не было, и я вскоре забыл и о трудностях резидентуры и о «медбратской» помощи…

Прошло много лет и по странной прихоти судьбы  мне пришлось вспомнить этого медбрата, и я осознал, что совсем не понимал того, кто мне столько помогал и кому я был стольким обязан… А он оказался… поэтом и преступником, опасным даже для меня… Почему-то необыкновенные моменты жизни выявляются в самых обыденных ситуациях. В моём случае эта история всплыла в разговоре с одним мом знакомым.

– Мы с тобой выбрали плохие профессии, –  как-то грустно заметил мой старый знакомый, известный криминалист, специализирующийся на сложных, не раскрытых, так называемых, «холодных» случаях.

Мы знакомы много лет, еще с тех пор, когда я был резидентом-медиком. Он пригласил  меня в программу восстановления  психики детей, вызволенных из различных сект. Мы продолжали профессиональные и дружеские отношения, подкрепляемые трудными случаями и моим интересом к криминалистике психологических «профилей». Он приносил мне описания убийств, фотографии убитых или подозреваемых убийц и мы искали признаки профилей – кто бы это мог быть – религиозный фанатик, ревнивец, грабитель, террорист или случайный прохожий? Был ли это одинокий психопат или это спланированная месть? Иногда мы отвлекались от мрачных описаний и переходили на общечеловеческие темы. Он был не только замечательным криминалистом, но по натуре добрым и широко образованным человеком, знающим несколько языков, что было немалым достоинством в нашем многоязычном городе. Мне он казался глубоко разочарованным пессимистом.

– Я тебе повторяю, все преступники мстят за равнодушие окружающих, приносящих беду. А мы с тобой потом всё это перевариваем. Ты – психиатр, а я – сыщик, и оба мы есть по сути эмоциональные туалеты, проктологи общества и ассенизаторы человеческого дерьма…

– Опять тебя понесло в пессимизм и депрессию? На пенсию захотел?

– Захотел. Знаешь, устал я. Всю жизнь хотел верить в доброе и светлое у людей. Я был воспитан в христианской семье, где учили творить добро, быть благородным и щедрым, а меня занесло на другой конец человеческого спектра – быть среди равнодушных и искать злых и жестоких убийц….

Меня учили, что душа ребенка – чистый лист на котором судьба рисует розы и любовь… А я видел детей – холодных дьяволят  с самого рождения.

– Ты знаешь о 10 заповедях – не убей, не укради, не возлюби жену ближнего и т.д. А я должен исповедовать Заповедь номер 11: Никому не верь! В каждом подозревай обиженного равнодушием к нему людей или бога и жаждующим мести кому-то или всем сразу, за реальные или придуманные обиды. Желание мести – это глубоко запрятанная и многоликая бомба замедленного действия. И кто знает, когда, где и как она взорвется…

– Ладно, кончай философию. Что ты принес на сей раз – грабителя или народного мстителя?

– Не угадаешь – месть поэта. И, между прочим,  ты тоже замешан в этом деле. Так сказать, то ли ты украл, то ли  у тебя украли, но ты был замечен…

– Ты шутишь. Как же и куда я влип?

– Помнишь, ты рассказывал, что в вашем госпитале работал с тобой один медбрат? Ты ещё говорил, что он тебе помогал на дежурствах, хорошо работал, но был очень замкнутым, и что он заговаривал с тобой о русской литературе? Вспомнил? Есть повод тебе вспомнить. На, вот почитай, что я нашел у него. Потом расскажу, каким боком это могло тебя коснуться. Только приготовься. Даже тебе, психиатру, читать будет тяжеловато.

Я начал читать, сначала со скептицизмом, а потом c нарастающим удивлением.

 

 «…да, я злой и ярость кипит внутри меня. Глубоко внутри. И я сдерживаю её как злую собаку на цепи. Я не знаю другого языка, кроме языка гнева, ярости и жажды мести! Слова – ничто! Я не могу себя выразить словами. Слова выражают мысли, а я переполнен эмоциями – этими потоками бешенной энергии боли, запущенными 40 лет назад из темного прошлого. Я борюсь с внутренней яростью, сжигающей меня. Я борюсь с отчаянием. Гневом и яростью я борюсь за выживание. За выжигание этого прошлого. Я жажду немного покоя. Внимания и любви. Я не прошу многого от жизни. Просто, чтобы люди вокруг меня не были равнодушны или оставили меня в покое, не оскорбляли и не издевались. Я хочу жить тихо и делать своё дело. Я прошу малого. Всё, что я хочу – это выжить и жить – вот и вся моя цель. Но нет мне покоя. Моё прошлое охотится за мной как дьявол и мысли о мщении терзают меня по ночам. Мстить ИМ! Мстить за их равнодушие! Мстить ВСЕМ, за издевательства! Прошлое напоминает о себе каждую минуту, и даже небольшое и справедливое замечание вспыхивает во мне яростью и желанием убить, мстить за боль прошлого.

Призраки прошлого тихо приходят и будят меня по ночам, и я кричу, как плачущий ребенок, которого невозможно успокоить. Ребенок хочет внимания, быть любимым. Ведь я просто хочу чуточку внимания, но доброго внимания быть принятым таким, какой как я есть, быть похваленным, быть любимым… но нет… Жизнь ненавидит меня, а я ненавижу жизнь. Жизнь приносит мне отчаяние, и я прихожу в ярость за это отчаяние на себя и на весь этот мир злости и боли… Эти призраки по ночам, эти демоны! Они все время меня в чем-то обвиняют. Всё время клянут. «Тебя били? Так тебе и надо! Ты ужасен! Ты – ничто! Ты воняешь! Ты хочешь всех убить? Ты – ничтожество, это ты должен быть убит. Тебе лучше не быть в живых. Тебя все ненавидят». Мои родители ненавидели меня за то, что я родился, они были равнодушны ко мне, и даже били, когда я плакал. И я, ребенок, верил в то, что мне говорили. Что я ужасен и лучше, чтоб меня не было. Я должен быть в аду. А я знал, что в аду нет любви к детям. Я так и не узнал, что такое любовь к детям.          

И картины из детства врываются в мой сон до сих пор. Нет, не картины, а вся та самая больная жизнь в деталях повторяется в моём больном сне снова и снова.  Я,  маленький мальчик; лежу на траве в солнечный летний день. Мой дядя неожиданно обливает меня ледяной водой и смеется. Это был как бы символический знак, что человеку или человечеству можно смеяться над моим шоком. Я этого эпизода не помню, но моё тело помнит…

Мне пять лет, но я не имею права днем спать, если мать не разрешит. Так она меня воспитывала послушанию. Однажды, я заснул днем и мать чуть не удушила меня. Первый раз, когда я не мог дышать, я хрипел от ужаса. Другие разы я не помню, хотя их было много. Но моё тело помнит…

Мне семь лет. Моё тело помнит, как его насиловали. Острый нож больно впивается в горло, и команда: – Делай, что я говорю или я убью тебя!

 Потом рвотные позывы. Рвота… А что мог сделать семилетний ребёнок с 18 летним парнем, оставленным быть «няней»?! Конечно, я делал всё, что мне приказывали. Много раз. Боялся сказать. Потом родители били, за то, что была рвота, что ничего не мог есть и за то, что мочился по ночам и не давал им спать. И опять угрозы, боль и рвота. А что маленький страдалец может сделать? Конечно, регрессировать в развитии – мочеиспускание ночью и днем усилилось, появилось заикание, страхи. За это меня наказывали еще строже. Развилось чувство вины и стыда. Меня не принимали нигде – ни в школе, ни дома, ни на улице.

            Я хотел быть «нормальным», но мне не давали. Я хотел быть принятым, но меня не принимали потому, что я не был нормальным. Я был другим и чужим, осмеянным и битым. Я трудно учился и плохо говорил из-за заикания и страха… Я был изолирован и одинок , парализованный страхом. Я даже боялся плакать. Я понял: люди – это опасность. Никому нет до меня дела.  Все школьные годы я читал энциклопедии вместо того, чтобы играть с другими детьми. С книгами было безопасно, и они не смеялись надо мной. Я полагал, что, если я много читаю и много знаю, меня не будут звать «идиотом».

            Я с детства ненавижу сигареты. Они грязные и ужасные. Сигаретный дым вызывает у меня тошноту и головокружение. Мой отец курил много  лет. Он находил смешным выдыхать дым прямо в лицо детям, особенно мне. Взрослый насильник и хулиган против маленького и беззащитного ребенка! Я не помню этого, но моё тело помнит и вспоминает по ночам удушающий запах сигаретного дыма. Годами я не мог заснуть, боясь быть удушенным  от выпущенного мне  в лицо сигаретного дыма. Когда я стал постарше, я яростно протестовал, но каждый раз был жестоко избит. С тех пор, когда я вижу окурок на траве, у меня возникает спастический кашель. Даже если я вижу сигареты по телевизору, особенно во весь экран, у меня начинается  паника и я переключаю канал или выключаю телевизор.. Когда я прохожу там, где много людей и сигарет, меня тошнит от удушья, и я должен понюхать одеколон, чтобы перебить запах. Это память моего тела …

Как это всё повлияло на меня сейчас – 40 лет спустя? Сейчас это называется посттравматический синдром. Доверие к людям и вера в добро были выбиты из меня. А вбита – память о равнодушии людей, об издевательствах и пытках. Я, большой и сильный, закрытый снаружи, но внутри я слабый ребенок, который просит внимания, понимания и защиты. А когда этого ребенка обижают, я готов взорваться и боюсь потерять контроль над собой, чтобы не убить обидчика. Ярость лежит так близко у меня под сердцем!

            Мне безумно тяжело идти на работу и надевать чуждую мне маску добросердечного медбрата. Я мог бы быть хорошим артистом… Я не могу пойти даже к зубному врачу, поскольку не могу сдержать рвотный рефлекс, когда он сует мне в рот свои пальцы.  Память тела даже тут против меня.

Все и всё против меня. Я весь горю от шторма  бушующих во мне эмоций. Я ненавижу людей, этих бездушных равнодушных тварей, которые думают только о себе, и слышат только себя, не слыша, как я кричу и молю о помощи, прося только чуточку внимания ко мне. Я в ярости от их глухоты и строю планы убийства мучителей. Всех! Сожгу! Расстреляю! Отравлю!..  А потом на меня нападает чернота ненависти к самому себе. Я сам жалею это депрессивное ничтожество, недостойное любви.

Странно, но в это время на меня находит какое-то просветление и мне в голову приходят удивительные слова. Слова любви и нежности, которые как будто ангел говорит во мне и которые я так мечтал услышать и ждал всю жизнь. И я записываю эти божьи строчки, ниспосланные мне в беспамятстве.

Однажды, в порыве отчаяния, я послал несколько строчек в газету под чужим именем. Удивился, что приняли, а потом приняли ещё… Стали приглашать на какие-то встречи поэтов, но я никогда на них не ходил.

А днем я прячусь за рутинной работой. Я не могу быть на людях. Избегаю всяких компаний, дней рождений… Люди равнодушны и фальшивы. Если бы я мог, я бы заперся у себя в комнате  с пустотой в душе… Я не могу любить, поскольку не был любим. Я боюсь принять решение, поскольку неважно, что я решу – все равно кто-то будет критиковать и проклинать меня, и я всё время боюсь, что буду виноват. Мне будет больно и стыдно, и я буду ненавидеть и хотеть убить того, кого я обидел. .

Почему я должен всю жизнь страдать? За что? В чем я виноват? Почему моё существование настолько противно человечеству? Как мне остановить исступленную мольбу простить меня, понять и принять? До того, как вспыхнет  огонь мщения…. Ребенок, который не имеет слов, просто плачет. У меня нет слез. Я плачу яростью…

– Какие душераздирающие страданья и эмоции! Сюжет для фильма ужасов! Откуда это у тебя?

– Нашли его дневник, где детальные планы массового убийства перемешивались со стихами о любви к человечеству. Вот я и принес это к тебе разобраться – то ли он непризнанный гений, то ли «псих ненормальный».

Кстати, в этой истории есть для тебя пара любопытных и необычных моментов. Во-первых, в своём дневнике он упоминает твоё имя и разговоры с тобой о добре и зле, хоть ты этого не помнишь. Он писал, как он старался обратить на себя твое внимание всемерной помощью тебе, вопросами о русской литературе и поэзии, но ты был озабочен только его помощью. Время от времени он задумывался, не стоит ли ему отомстить тебе за твоё невнимание и непонимание.

Во-вторых, он оказался серийным убийцей, которого очень трудно было поймать.  Помимо работы в госпитале, он подрабатывал «уходом» за стариками и «помогал»  им скорее встретиться с богом, мстя старикам за «равнодушие и зло», которые «все»  приносят своим детям. Считай, что ты остался жить случайно…

Он пишет, что его душа раздвоилась на двух близнецов-антиподов. Один – слабый и добрый, помогающий, внимательный и просящий внимания и понимания, но ненавидящий себя. Другой – измученный и озлобленный людским равнодушием и обидами, полный ярости, ненависти и обуреваемый жаждой мстить всем, особенно взрослым и старикам, за то, что они не защитили детей и сами над ними издевались. В конце концов он убил этого убийцу, убив себя…

В-третьих, он, действительно поэт, пишущий под псевдонимом, и на следующий день после его самоубийства он должен был получить приз как лучший поэт года в нашей городской газете. Я полагаю, что он боялся разоблачения  и, в последнюю минуту, обратил ярость на самого себя…

Преступники с ненавистью в душе и навязчивой идеей мести – многолики.

Да, – думал я. – Кто-то быть может поймет и пожалеет этого убийцу, но кто пожалеет и поймет тех, кто был измучен и изнасилован этим любвеобильным «поэтом»? И сколько ещё таких «поэтов» бродит среди нас!

Какая жестокая судьба и какой жестокой местью платил он ни в чем неповинным людям! Даже я, который доброжелательно относился к нему, чуть не стал его жертвой. Но ведь это экстремальный случай.

Обиды есть у всех нас. И желание мстить есть у очень многих. «Не так опасен поднятый кинжал, как жажда мести в самом скрытом виде».

К слову, сколько таких сейчас появилось – считающих себя обиженными и оскорбленными по делу и без! Вместе с реальными страдальцами сколько повылезало убогих, перверзных, требующих плату за прошлые обиды. И неважно, что их обидели 40 или 400 лет назад. Эти «обиженные» требуют не равноправия, а привилегий… Может В. Брудзинский тоже прав, говоря, что многие начинают мстить раньше, чем их успели обидеть? А мститель, как известно, бьет больнее. Что-же получается – мой угрюмый сыщик со своей одиннадцатой заповедью прав, и все мы обуреваемы желанием мстить?

Разум говорит, что обиженных много, как и тех, кто хочет мстить, но  как хочется верить в хорошее и доброе! Ведь не все же отвечают на обиду ножом в сердце! Сколько людей перенесли удары и обиды потяжелей, чем у этого медбрата. Вспомните войну и лагеря, пытки и издевательства. И выжившие мстили не убийствами, а успешным возвращением к жизни.

Важен не столько характер травмы,  сколько наша реакция на неё!

Кстати, как я узнал позже, младшая сестра этого медбрата, которая  выросла в той же уродливой семье и прошла те же круги ада, не стала убийцей. Наоборот, закончила колледж, стала журналисткой и уехала от «Корпуса Мира» а Камбоджу волонтером.

– Я выжила, – сказала она, – у меня нет прошлого, зато есть настояшее и будущее – мои дети и моя работа!

Когда я готовился к экзаменам на американское гражданство, я читал историю Америки и натолкнулся на малоизвестный факт из жизни Бенджамина Франклина, автора первого варианта Декларации Независимости и представителя Ренессанса того времени.

В официальных биографиях не упоминается, что старший брат Бенджамина, Джеймс, пылал лютой ревностью к его таланту и избивал брата до полусмерти. Когда Бенджамин научился читать и начал писать газетные статьи под  именем Сленса Дугута, Джеймс загорелся идеей физически уничтожить братишку. Узнав об этом, Бенджамин бежал в Филадельфию с тремя шиллингами в кармане и спальным мешком. Он голодал, но со временем построил свою мастерскую, которая стала лучшей из всех типографий в стране. Вместо адвокатских форм он печатал газеты, книги, включая собственные, и гражданские памфлеты. Он даже печатал деньги по заказу правительства. Он сам себя сделал самым богатым человеком в Америке. В 42 года он ушел «на пенсию» и посвятил себя политике на еще 42 года. Он стал одним из Отцов-основателей новой страны, был её первым заграничным представителем, основал Американское философское общество, Американское общество ученых, первую научную библиотеку и музей, первый колледж, который был позже переименован в Пенсильванский университет. Он был писатель, философ, дипломат, музыкант, полиглот, говорящий свободно на пяти языках, которые выучил сам. Учёный и изобретатель, он изобрел бифокальные очки, плавательные ласты, электрических бумажных змеев. Именно он изобрел громоотвод… Он никогда не мстил брату и даже, в тайне помогал тому деньгами. Говорят, Джеймс умер от зависти.

Что же делать нам, обиженным и обожженным жизнью, тайно или явно жаждущим мести? Простить, советует иудео/христианская вера. Я не верил в существование «радикального прощения» пока лично не встретился с таким  случаем. Чудеса возможны даже в мире обид и мести…

Психофизиология тоже учит о прощении. Когда мы злимся на другого, то это у нас адреналиновые пули стреляют в наше собственное сердце. Медицина сна подтверждает, что заснувший с гневом в душе может не проснуться. Простите, если можете, и забудьте прошлые обиды, чтобы спасти своё сердце!

А что, делать, если простить и забыть невозможно? Когда боль и обида, справедливая или нет, вошли в плоть и кровь, точнее в эмоциональный центр – амигдалу, и  пробудили вулкан нервной энергии? Что делать, когда всё кипит внутри? «Чтобы выжить и жить надо найти смысл жизни. Жить для чего-то или для кого-то!» – отвечает Виктор Франкл, переживший  пять лет концентрационных лагерей, ад пыток и голодовок. «Застревание на прошлом и жить жаждой мести- назвается инфаркт, – утверждал один бывший  кремлевский кардиолог, сам переживший двадцать лет Гулага. Зачем далеко ходить – поговорите с вашими бабушками и дедами – они мстили тем, что растили вас.

Эта простая мудрость выживших и переживших и есть главный совет как унять энергию ненависти и мести: из прошлых обид надо взять только одно – сознание, что мы пережили и выжили. Человек становится сильнее не по годам, а по событиям, и, поэтому, прошлые несчастья могут стать источником будущих успехов.

Мы не можем изменить прошлое, но мы можем изменить отношение к прошлым обидчикам, сказал наш современный мудрец, Валентин Гафт, сам крепко обиженный прошлым:

Спасибо всем, кто нам мешает,

Кто нам намеренно вредит,

Кто наши планы разрушает

И нас обидеть норовит!

О, если б только эти люди

Могли понять, каую роль

Они играют в наших судьбах,

Нам причиняя эту боль!..

Ну как мудреть и развиваться

Без этих добрых злых людей?

Из ими созданных препятствий

Возникнут тысячи идей

Наполненных добром и светом!

И повторяю я сто раз:

Спасибо им за все за это,

Ну, чтоб мы делали без вас!

 

Читая истории о людях, преодолевающих нечеловеческие страдания и достигших своей мечты, я, будь моя воля, к 10 существующим заповедям добавил бы новые две – «Заповеди Оптимизма»:

Заповедь № 11: Люди! Будьте внимательны друг к другу. Вам подарена речь, чтобы объясниться и не копить обиды.

Заповедь № 12: Как перечеркнутый минус превращается в плюс, так перечеркнутая обида превращается в награду!

Ваше «хождение по мукам» может оказаться восхождением к Вершинам. Всегда есть место Оптимизму. Его только надо найти…